— Пусть крупье — мошенник, — сказал Эверард вслух, — но это единственная игра в городе.

В тишине белой от инея гигантской равнины его голос прозвучал так громко, что он не произнес больше ни слова. Он прикрикнул на лошадь, и та помчала его на север.

DELENDA EST

Охотиться в Европе двадцать тысяч лет назад одно удовольствие, а об условиях для зимних видов спорта и говорить нечего. Поэтому Патруль Времени, неусыпно заботясь о своих высококвалифицированных специалистах, построил охотничий домик в Пиренеях плейстоценового периода.

Мэнс Эверард стоял на застекленной веранде и смотрел на север, туда, где за ледяными вершинами гор и полосой лесов тянулась болотистая тундра.

Широкоплечий патрульный был облачен в свободные зеленые брюки и куртку из термосинта двадцать третьего века, обут в сапожки, сшитые во французской Канаде девятнадцатого века, а в зубах сжимал старую вересковую трубку неизвестного происхождения. Им владело какое-то смутное беспокойство, и он не обращал внимания на шум, доносившийся сюда из домика, где полдюжины агентов Патруля пили, болтали и бренчали на рояле.

Заснеженный двор пересек проводник-кроманьонец — высокий ладный парень с раскрашенным лицом; его одежда напоминала эскимосскую (бытует странное представление, что первобытный человек, живший в ледниковом периоде, не додумался до куртки, штанов и обуви). За поясом у него торчал стальной нож — проводники предпочитали такую плату. Здесь, в далеком прошлом, Патруль мог действовать достаточно свободно, не опасаясь исказить ход истории: металл съест ржавчина, а странных пришельцев забудут через век-другой.

Главной бедой были сотрудницы Патруля из эпох, отличавшихся свободой нравов: они то и дело заводили романчики с местными охотниками.

Питер ван Саравак (венерианин голландско-индонезийского происхождения, из начала двадцать четвертого века), гибкий темноволосый юноша, благодаря своей внешности и манерам успешно конкурировавший с кроманьонцами, присоединился к Эверарду. С минуту они стояли молча. Они понимали друг друга без слов — Питер тоже был агентом-оперативником, которого в любой момент могли отправить с заданием в любую эпоху. Ему уже доводилось сотрудничать с американцем, и отдыхать они поехали вместе.

Саравак заговорил первым — на темпоральном:

— Говорят, под Тулузой выследили парочку-другую мамонтов.

Возникнуть Тулузе предстояло еще очень не скоро, но от привычных оборотов речи отвыкнуть не так-то просто.

— Я уже одного подстрелил, — пробурчал Эверард. — И на лыжах катался, и по скалам лазал, и на пляски аборигенов насмотрелся…

Ван Саравак кивнул, достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Он затянулся, и на его тонком смуглом лице отчетливо выступили скулы.

— Конечно, побездельничать приятно, — согласился он, — но жизнь на природе все-таки приедается.

Им оставалось отдыхать еще две недели. Теоретически, отпуск не был ограничен, поскольку всегда можно вернуться почти сразу после отбытия, но никто так не делал: какую-то, вполне определенную часть своей жизни патрульный должен был посвятить работе. (Тебе никогда не говорили, когда ты умрешь, а здравый смысл подсказывал, что не стоит выяснять это самому. К тому же, ничто не определено раз и навсегда — время изменчиво, а Патруль давал своим сотрудникам возможность пройти омоложение с помощью техники данеллиан.)

— Вот бы сейчас махнуть туда, — продолжал ван Саравак, — где много света, музыка и девочки, которые слыхом не слыхивали о темпоральных путешествиях…

— Идет! — согласился Эверард.

— Рим времен Августа? — выпалил венерианин. — Ни разу там не был. Язык и обычаи можно выучить под гипнозом прямо здесь…

Эверард покачал головой.

— Ты переоцениваешь Рим. Если не забираться слишком далеко в будущее, то самая подходящая обстановка для разложения — в моем времени. Скажем, Нью-Йорк… То есть если знаешь нужные телефонные номера. Вот как я.

Ван Саравак ухмыльнулся.

— И в моем секторе кое-что есть. Но, по правде говоря, пионерские цивилизации не слишком поощряют изящное искусство развлечений. Ну ладно, давай смотаемся в Нью-Йорк, в… какой год?

— Давай в 1960-й. В последний раз в моем официальном обличье я был именно там.

Обменявшись улыбками, они пошли собирать вещи. Эверард предусмотрительно запасся для своего друга костюмом двадцатого века. Укладывая одежду и бритвенный прибор в чемоданчик, американец мельком подумал, сможет ли он угнаться за ван Сараваком. Он никогда не был забубенным гулякой, а идея попойки в каком-нибудь закоулке пространства-времени просто не приходила ему в голову. Хорошая книга, дружеская беседа за кружкой пива — для него этого было вполне достаточно. Но даже самому положительному трезвеннику нужно иногда встряхнуться.

А то и не просто встряхнуться. Если ты — агент-оперативник Патруля Времени, если твоя работа в «Компании прикладных исследований» — только ширма для странствий и сражений во всех эпохах человеческой истории, если ты видишь, как эту историю, пусть в мелочах, переписывают заново — и делает это не Бог, с чем еще можно смириться, а простые смертные, которым свойственно ошибаться, потому что даже данеллианам довольно далеко до Бога, если тебя постоянно преследует страх перед таким изменением, после которого окажется, что ни тебя, ни твоего мира нет и никогда не было…

Иссеченное шрамами лицо Эверарда сморщилось. Он провел рукой по жестким каштановым волосам, словно отгоняя непрошеные мысли. Что толку? Язык и логика бессильны перед лицом парадокса. В такие моменты лучше просто расслабиться — что он и делал.

Он взял чемоданчик и пошел за Питером ван Сараваком в гараж, где стоял их маленький двухместный антигравитационный роллер с лыжным шасси. Глядя на эту машину, никто бы не подумал, что ее приборы могут быть настроены на любую точку Земли и любой момент ее истории. Но ведь и самолет — не менее удивительное явление. И корабль. И костер.

С моей блондинкой рядом Приятно погулять, С моей блондинкой рядом Приятно рядом спать.

Усаживаясь на заднее сиденье роллера, ван Саравак запел эту французскую песенку, и пар от его дыхания заклубился в морозном воздухе. Песню он выучил в армии Людовика XIV, которую однажды сопровождал. Эверард засмеялся.

— Цыц!

— Ну что ты привязался? — защебетал юноша. — Как прекрасны пространство и время, как великолепен космос! Эй, давай, жми на все кнопки!

Эверард не разделял этих восторгов: во всех эпохах он насмотрелся на человеческие страдания. Со временем к этому привыкаешь и черствеешь, но все равно… Когда крестьянин смотрит на тебя глазами измученного животного, или кричит пронзаемый пикой солдат, или город исчезает в пламени ядерного взрыва, внутри что-то рвется. Он понимал фанатиков, пытающихся вмешаться в ход истории. Беда только в том, что они не могли изменить ее к лучшему — даже в мелочах…

Он набрал координаты склада «Прикладных исследований» — удобного и укрытого от посторонних глаз места. Оттуда они отправятся к нему на квартиру, а оттуда уже двинутся развлекаться. Эверард хмыкнул.

— Надеюсь, ты попрощался со своими здешними подружками?

— И очень любезно, уверяю тебя. Хватит копаться! Патока на Плутоне — и та быстрее. К твоему сведению, эта машина ходит не на веслах.

Эверард пожал плечами и нажал на стартер. Гараж тут же исчез.

Сильный толчок чуть было не сбросил патрульных.

Мало-помалу окружающее прояснилось. Роллер материализовался в нескольких дюймах над поверхностью земли (точка выхода не могла оказаться внутри твердого тела — за этим следило специальное устройство), и от неожиданной встряски у патрульных лязгнули зубы. Машина стояла на какой-то площади. Рядом, из чаши, которую обвивали каменные виноградные лозы, бил фонтан. Расходившиеся от площади улицы с аляповато раскрашенными домами-коробками из кирпича и бетона высотой от шести до десяти этажей были заполнены людьми, по мостовой катили автомобили странного вида — какие-то неуклюжие колымаги.